Я не хотел... Прости. Это не для школьников я писал. Я писал для людей, которые пытаються жить осмыслленной жизнью. Которые ботяться с религией насилия.
Есть женщины в русских селеньях С спокойною важностью лиц, С красивою силой в движеньях, С походкой, со взглядом цариц,- Их разве слепой не заметит, А зрячий о них говорит: «Пройдет - словно солнце осветит! Посмотрит - рублем подарит!» Идут они той же дорогой, Какой весь народ наш идет, Но грязь обстановки убогой К ним словно не липнет. Цветет Красавица, миру на диво, Румяна, стройна, высока, Во всякой одежде красива, Ко всякой работе ловка. И голод и холод выносит, Всегда терпелива, ровна… Я видывал, как она косит: Что взмах - то готова копна! Платок у ней на ухо сбился, Того гляди косы падут. Какой-то парнек изловчился И кверху подбросил их, шут! Тяжелые русые косы Упали на смуглую грудь, Покрыли ей ноженьки босы, Мешают крестьянке взглянуть. Она отвела их руками, На парня сердито глядит. Лицо величаво, как в раме, Смущеньем и гневом горит… По будням не любит безделья. Зато вам ее не узнать, Как сгонит улыбка веселья С лица трудовую печать. Такого сердечного смеха, И песни, и пляски такой За деньги не купишь. «Утеха!» Твердят мужики меж собой. В игре ее конный не словит, В беде - не сробеет,- спасет; Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет!
Есть женщины в русских селеньях С спокойною важностью лиц, С красивою силой в движеньях, С походкой, со взглядом цариц, Их разве слепой не заметит, А зрячий о них говорит: «Пройдет - словно солнце осветит! Посмотрит - рублем подарит!» Идут они той же дорогой, Какой весь народ наш идет, Но грязь обстановки убогой К ним словно не липнет. Цветет Красавица, миру на диво, Румяна, стройна, высока, Во всякой одежде красива, Ко всякой работе ловка. И голод и холод выносит, Всегда терпелива, ровна… Я видывал, как она косит: Что взмах - то готова копна! Платок у ней на ухо сбился, Того гляди косы падут. Какой-то парнек изловчился И кверху подбросил их, шут! Тяжелые русые косы Упали на смуглую грудь, Покрыли ей ноженьки босы, Мешают крестьянке взглянуть. Она отвела их руками, На парня сердито глядит. Лицо величаво, как в раме, Смущеньем и гневом горит… По будням не любит безделья. Зато вам ее не узнать, Как сгонит улыбка веселья С лица трудовую печать. Такого сердечного смеха, И песни, и пляски такой За деньги не купишь. «Утеха!» Твердят мужики меж собой. В игре ее конный не словит, В беде - не сробеет, - спасет; Коня на скаку остановит, В горящую избу войдет! Красивые, ровные зубы, Что крупные перлы, у ней, Но строго румяные губы Хранят их красу от людей -
Уголёк заходящего солнца Гаснущий уголь закатного солнца тает в сатиново-сизой золе, в пепельно-ватном, вечернем суконце, в облачном олове и полумгле. Меркнет костёр золотистый и круглый, что освещал, согревал целый день, что без него был бы стылым и тусклым, и погружённым в предзимнюю лень. Алой лучиной живёт уголёчек в дымной, безветренной, рыжей дали, в сумрачном, мутном преддверии ночи, в верхнем скоплении тучной пыли. Будто от капли чернил иль гуаши, воздух мрачнеет средь серых высот. Мелкий огонь доживает средь пашни, где это пламя истлеет вот-вот. Город бывалый помалу смолкает и предвещает всем ужин и сны, стойки, ряды фонарей зажигает, словно гирлянды и звёзды земли... ...
