В исполнении данного произведения мне, как и во всех других слышанных мною исполнениях этой музыки, очень сильно не хватает прямо-таки растекающейся по всему этому произведению доведённой до крайнего состояния полноты и переполнения чувственности, юношеского самозабвенного мечтания о ней как об обладании всем миром и вместе с тем полной отдаче ему, отдаче в каком-то любовном экстазе, однако то и дело чем-то трагично и грозно упреждающе сдерживаемом, одёргиваемым и сбрасываемым. Вот эти ножницы между полнострастным юношеским желанием войти в новый мир, вступить в открывающуюся впереди настоящую жизнь, отдаться, раствориться и вместе с тем овладеть, с одной стороны, и каким-то твёрдым и непреклонно суровым одёргивающим, как узда коня, и ставящим на место напоминанием Рацио "Нет. Нельзя!", "Невозможно", "Так не бывает. Так не может быть. Очнись! Опустись на землю! Иначе худо будет!" (и последующий за этим временный испуг и страх полумистический, растекающийся по поджилкам, какой-то, который, однако, вскоре заново преодолевается неудержимым желанием и стремлением вперёд навстречу к счастью), с другой, составляет яркую и потрясающую до глубины души и чувств драматургию этой музыки. ... Но отчего-то ещё ни у одного исполнителя мне не удалось услышать это. Если не считать записи 12-летним Кисиным концертов Шопена с Дмитрием Китаенко. Но это уже в другом произведении, в произведении другого, но тоже юного в момент создания той музыки автора её. Всё же здесь по сравнению с концертами Шопена больше света, больше чувственного переживания текущего момента, больше страсти и контраста одновременно присутствующих, противоборствующих и играющих в тебе огня и льда - больше бурно и ярко протекающей ранней (с её половодьем чувств - чувств ожидания и предвкушения фантастически невозможного счастья и самореализации, возможно, своего гения) весны жизни. P.S.: Драматургию чувств данного произведения могло бы описать состояние юного и ещё невоспитанного должным образом лабрадора перед выходом того после слишком долгого ожидания и истомлённого им на долгожданную прогулку навстречу потоку впечатлений, встреч с другими людьми и, главное, с другими собаками и одёргивание того за неудержимые проявления желания и чувств его хозяином. Как-то пусто, малосодержательно, неестественно по передаваемым чувствам, искусственно, надуманно, натянуто, притянуто за уши, малоинтересно и потому непонятно "зачем и почему, о чём" исполняют все это шедевральное Аллегро все, кого мне довелось пока что слышать.
This is very idiosyncratic, of course, and all the better for it. He is in complete technical control,promoting freedom and flexibility- very important in this work. He has, above all all, a conception and a genuine connection- and actually he follows the tempo indications very precisely as they are notated in the score. There is also the print of pianistic culture from another age, which he has researched with love and intelligence. I admire him for this, even if it's not how I see the work.
